Антон Силуанов: Повышение потенциала российской экономики в условиях глобальных посткризисных изменений

В 2020 г. мир столкнулся с одним из самых сложных вызовов за последние десятилетия. Вынужденные меры по ограничению международной мобильности граждан нарушили привычный уклад жизни и работы, привели к разрыву производственных и финансовых цепочек, нанесли удар по всей глобальной экономике.

В прошлом году в связи с распространением инфекции COVID-19 большинство стран начали реализацию масштабных комплексов мер антикризисной поддержки. Международный валютный фонд (МВФ) оценил общий объем бюджетной поддержки по всему миру в 16 трлн долл. США [1] – это беспрецедентная сумма, составляющая 19% мирового валового внутреннего продукта (ВВП). Тем не менее в 2020 г. глобальная экономика испытала самое глубокое падение со времен Второй мировой войны, сократившись на 3,3% [2]. Однако без оперативных синхронизированных антикризисных мер это падение могло быть втрое больше [1].

В настоящий момент мировая экономика перешла к постепенному восстановлению, но эпидемия пока не побеждена, и шок, с которым столкнулся мир в прошлом году, продолжает оказывать давление на ключевые мировые процессы.

Попробуем сделать выводы по результатам первого этапа борьбы с пандемией и обсудить задачи российской экономики следующих этапов.

Бюджетная политика России в период пандемии

Шоки, которые испытала российская экономика в 2020 г., имели несколько уровней. Россия, как и другие страны, столкнулась со вспышкой нового вирусного заболевания – COVID-19, после чего приоритетной задачей стало противодействие распространению пандемии.

Снижение экономической активности в мире, в частности ограничение работы транспорта на глобальном и национальном уровнях, привело к падению спроса на товары российского экспорта.

Особенно сильно пандемия сказалась на потреблении нефтепродуктов: цена на нефть в апреле 2020 г. упала практически втрое по сравнению с началом года. В результате заключения соглашения ОПЕК+ цена на нефть выросла, но в рамках этого соглашения был резко сокращен объем добычи. Сокращение валового выпуска нефтегазового сектора почти вдвое увеличило спад российского ВВП, а потери бюджета от падения нефтегазовых доходов по сравнению с запланированным уровнем превысили 2,2 трлн руб.

Наконец, ограничительные меры, установленные для бизнеса и граждан (прежде всего общенациональный локдаун с 1 апреля по 12 мая), внесли временный вклад в снижение производственных возможностей экономики.

Часть перечисленных шоков по своему характеру аналогична тем, которые российская экономика испытывала в ходе предыдущих кризисных периодов (в 1998, 2009, 2015 гг.), поэтому правительство могло использовать прежний опыт антикризисной политики. Напротив, ограничительные меры вводились впервые и по своему действию носили уникальный характер, оказывая непосредственное действие в первую очередь не на спрос, а на предложение (что затем вело также и к сокращению спроса).

Карантинные ограничения подтвердили свою незаменимую роль в борьбе с распространением вирусной инфекции. Однако одновременно подтвердилось и негативное действие таких мер на производство. Это показало, в частности, проведенное МВФ сопоставление жесткости введенных в первом полугодии 2020 г. ограничений с изменением уровня ВВП (по сравнению с ожидаемым) в первом полугодии 2020 г. [3].

Для того чтобы смягчить негативное влияние всех ударивших по российской экономике шоков, потребовались серьезные меры поддержки.

Правительство РФ приняло широкую программу финансовой помощи гражданам и бизнесу за счет мер бюджетной политики – был значительно повышен уровень бюджетных расходов. Стоимость антикризисной поддержки в 2020 г. оценивается более чем в 4,5% ВПП.

Полную оценку мер[1] поддержки отражает показатель фискального импульса, который определяется как изменение бюджетного баланса. Он дает интегральную оценку дополнительных расходов, мер по снижению налоговой нагрузки и замещения поступлений в бюджет, недополученных в связи с кризисной ситуацией. В силу этого именно величина фискального импульса представляет собой наиболее точную макроэкономическую характеристику масштабов бюджетного стимулирования экономики.

По величине бюджетного стимулирования в странах – членах «Большой двадцатки» Россия занимает одно из лидирующих мест. Размер фискального импульса в России был заметно выше, чем в среднем этот показатель по остальным странам «двадцатки» (6,3% ВВП).

Как с экономической, так и с социальной точки зрения важное значение имеют не только финансовая составляющая антикризисной поддержки, но и ее состав. В частности, анализ показывает, что наиболее положительное влияние на производство оказывают меры по поддержке занятости. В этой точке сходятся оба источника кризисного спада: со стороны предложения (не имеющие средств на выплату заработной платы предприниматели вынуждены закрывать свой бизнес, сокращая производственный потенциал экономики) и со стороны спроса (потерявшие работу граждане снижают спрос на товары и услуги).

При формировании антикризисной программы Правительство РФ обеспечило сочетание поддержки оказавшихся под ударом секторов, групп бизнеса и категорий экономических агентов. Одновременно ставилась задача добиться максимально высокой эффективности использования выделяемых средств. Перечислим основные направления государственной поддержки, которая оказывается в ходе пандемии:

• дополнительные выплаты медицинским работникам, вовлеченным в борьбу с коронавирусной инфекцией, а также финансирование необходимых мер по укреплению медицинской инфраструктуры. В результате расходы на здравоохранение увеличились на 0,85 трлн руб. (рост более чем на 20%);
• поддержка наиболее уязвимых слоев населения: выплаты семьям с детьми, увеличение пособий по безработице и временной нетрудоспособности;
• снижение в два раза для субъектов малого и среднего предпринимательства (МСП) ставки страховых взносов с 30 до 15% на сумму заработных плат, превышающих минимальный размер оплаты труда;
• поддержка занятости в малом и среднем бизнесе путем предоставления на безвозвратной основе грантов и специальных кредитов с последующим списанием процентов при условии сохранения численности работников;
• помощь наиболее пострадавшим от пандемии отраслям по многим каналам: предоставление отсрочек по уплате отдельных налоговых платежей и страховых взносов компаниям и субъектам МСП, реализация мер отраслевой поддержки и др.;
• поддержка системообразующих организаций, в частности, в виде кредитования под потребность в оборотных средствах и адресных субсидий.

В целом расходы на национальную экономику повысились по сравнению с докризисным планом на 17%, на социальную политику – на 10%.

Дополнительно минимизации негативного воздействия пандемии и мер по ее сдерживанию способствовали решения Банка России в части смягчения денежно-кредитной политики (регулятор снизил ключевую ставку с 6,25 до 4,25%, существенно повысив доступность кредитов) и макропруденциального регулирования.

Сравним результаты, достигнутые в 2020 г. российской экономикой и другими крупнейшими экономиками мира, – в какой степени принятые меры помогли смягчить последствия негативных шоков. Важнейшим показателем представляется изменение темпа роста ВВП по сравнению с уровнем, ожидавшимся до начала пандемии.

Как показывают приведенные в табл. 1 данные, Россия продемонстрировала один из лучших результатов прохождения пандемии с точки зрения минимизации негативных последствий для экономики. Фактическое изменение темпов роста по сравнению с ожидаемым до начала пандемии оказалось намного лучше, чем в среднем по «Большой двадцатке».

Таблица 1

Источники: официальные статистические данные стран, данные МВФ [2, 4].

Российская антикризисная программа была в первую очередь сфокусирована на укреплении системы здравоохранения, поддержке наиболее уязвимых слоев населения, компаний из пострадавших отраслей экономики, бюджетов регионов, а также внебюджетных фондов.

Основная задача, которая стояла перед Правительством РФ, – добиться максимально своевременной реализации запланированных мер, их адресности и результативности. В результате выполнения антикризисной программы были достигнуты следующие результаты:

1. Предотвращен неконтролируемый рост заболеваемости. Оперативное введение мер социального дистанцирования сгладило пик заболеваемости первой волны COVID-19. Строительство инфекционных центров, расширение коечного фонда, дополнительная закупка медицинского оборудования и лекарственных препаратов создали надежную базу для прохождения последующих волн.

2. Сохранена устойчивость реального и финансового секторов. Расширение доступа к льготному финансированию и реструктуризация сроков уплаты платежей позволили избежать массовых проблем с платежами у организаций, из-за чего существенная часть вынужденных потерь добавленной стоимости в приостановивших из-за пандемии деятельность секторах была абсорбирована.

3. Сглажено влияние кризиса на рынок труда. Уровень безработицы достиг пикового значения в августе 2020 г. (+1,7 п.п., до 6,4% относительно начала года), а после устойчиво снижался (в апреле 2021 г. составил 5,2%)[2].

4. Обеспечена поддержка доходов населения. Сокращение фонда оплаты труда наблюдалось только во II квартале 2020 г. По мере восстановления деловой активности темпы роста реальной заработной платы оставались положительными. По итогам года показатель составил 2,5% г/г. В 2021 г. рост сохраняется – на 1,6% г/г за I квартал в реальном выражении [5].

5. Восстановлена в короткие сроки потребительская и деловая активность. Этому способствовало оживление частного спроса, которое наблюдалось уже во второй половине 2020 г.

По итогам года сокращение экономики составило 3,0% г/г, из которых 1,5% – прямой вклад от сделки ОПЕК+ по сокращению добычи нефти. В результате снижение уровня ВВП оказалось менее глубоким, чем прогнозировалось ранее (Минэкономразвития России в июне оценивало спад экономики по итогам года в 4,8%, Банк России – в 4–5%, МВФ – в 3,6% [6]). Восстановительные процессы, которые начались во второй половине 2020 г., продолжаются и в 2021 г.

Восстановление экономической активности позволяет говорить о нормализации денежно-кредитной политики – ключевая ставка Банка России возвращена в границы нейтрального коридора. С 2022 г. бюджетная политика будет проводиться в полном соответствии с бюджетными правилами. В части долговой политики заимствования будут нормализованы уже в 2021 г. (их планируется осуществлять на уровне обслуживания государственного долга и финансирования первичного структурного дефицита в размере 0,5% ВВП). Это положительно скажется на долгосрочных процентных ставках в экономике, позволит гибко реагировать на риски и вызовы, связанные с пандемией.

Пандемия позволила на деле сравнить разные подходы к проведению макроэкономической политики. Прежде всего следует отметить, что возможность защитить экономику от негативных последствий пандемии и ограничительных мер требовала наличия серьезного «запаса макроэкономической прочности» в виде умеренной инфляции и наличия бюджетных резервов либо проведения масштабных заимствований (что подразумевает умеренные размеры государственного долга и отсутствие избыточного бюджетного дефицита). Иными словами, жизнь подтвердила важность поддержания так называемого фискального пространства, обеспечивающего возможность мобилизации необходимых ресурсов в случае острой необходимости.

Смягчение бюджетной и денежно-кредитной политики было бы невозможным в случае сильного обесценения национальной валюты, всплеска инфляционного давления, потери доверия к проводимой политике со стороны инвесторов (оттока капитала) и населения (оттока депозитной базы). Проведение эффективной контрциклической политики стало возможным благодаря сформированной ранее предсказуемой экономической среде с низким уровнем восприимчивости к внешним шокам. Прежде всего это касается проведения бюджетной политики на основе бюджетных правил[3], наряду с политикой инфляционного таргетирования и свободного курсообразования.

Межстрановые сопоставления экономических результатов разных стран в 2020 г. также подтвердили преимущества проведения здоровой бюджетной и денежно-кредитной политики. Так, в работе экспертов Организации Объединенных Наций [7] было показано, что одним из факторов, увеличивающих масштабы спада производства в ходе пандемии, служил уровень расходов на обслуживание государственного долга. Другой важный фактор – недостаточная диверсификация экономики: страны с высокой долей нефтедобывающего сектора либо индустрии туризма при прочих равных условиях демонстрировали в прошедшем году худшие показатели.

Вместе с тем нельзя забывать о том, что в ближайшие годы предстоит решить ряд задач, поставленных в рамках национальных целей развития России до 2030 г.

Вызовы и задачи экономической политики на новом этапе

Кратко перечислим изменения в глобальной экономике и ключевые вызовы, на которые должна будет ответить экономическая политика Правительства РФ в предстоящий период.

Изменения в глобальной экономике

Промежуточным результатом пандемии стало не просто крупнейшее за послевоенную историю падение мировой экономики, но и значительное изменение последней. Складывающаяся трансформация требует оперативной донастройки бюджетной политики.

Эффекты глобальных изменений, вызванных распространением COVID-19, будут проявляться как на кратко- и среднесрочном, так и на долгосрочном горизонте. К кратко- и среднесрочным можно отнести следующие вызовы:

Высокая зависимость экономического развития от эпидемиологической ситуации. Неопределенность распространения COVID-19 провоцирует затяжной характер восстановления глобальной экономики: полное снятие всех ограничительных мер возможно при вакцинации 60–70% взрослого населения, но во многих странах процесс вакцинирования – на начальном этапе[4], и даже высокий уровень вакцинации не всегда обеспечивает возможность открытия экономик.

Неравномерность восстановления деловой активности между странами. Наблюдаемые различия, по всей видимости, объясняются степенью жесткости принимаемых ограничительных мер, масштабами антикризисной поддержки экономики со стороны государства, эффективностью системы здравоохранения, структурными особенностями экономики отдельных стран и другими подобными факторами.

Сдерживание инклюзивного восстановления мировой экономики. По оценкам МВФ [9, 10], к концу 2022 г. кумулятивные доходы на душу населения в развитых странах окажутся на 13% ниже докризисных прогнозов, в странах с низким уровнем доходов – на 18%, а в странах с формирующимся рынком и развивающихся странах, кроме Китая, – на 22%, что усугубит проблему социального неравенства и бедности.

Снижение качества человеческого капитала. Из-за карантинных ограничений становится менее доступным образование; ухудшается состояние здоровья людей из-за перегруженности систем здравоохранения и, как следствие, роста неинфекционных заболеваний.

Обострение ранее накопленных дисбалансов. Финансирование антикризисных программ на фоне сокращения доходов потребовало масштабного увеличения уровня совокупного глобального государственного долга, что сделало уязвимыми многие страны – прежде всего развивающиеся[5].

Перечисленные тенденции говорят о том, что многим странам предстоит найти баланс между сохранением увеличенных расходов на здравоохранение, поддержку человеческого капитала, с одной стороны, и повышением макроэкономической устойчивости – с другой.

Наряду с краткосрочными и среднесрочными изменениями пандемия ускорила глобальные долгосрочные изменения экономики, которые потребуют соответствующей структурной трансформации. Среди таких изменений можно выделить несколько основных направлений:

Ускоренный энергопереход. Страны активизировали климатическую политику; для большинства из них инвестиции в зеленую экономику станут одним из ключевых драйверов посткризисного восстановления: страны Европейского союза (ЕС) начали реализацию «Зеленого пакта»[6], разрабатываются механизмы экологического регулирования (трансграничное углеродное регулирование (CBAM)).

Кроме того, инвесторы начинают в большей степени ориентироваться на зеленые проекты. По оценкам МВФ, инвестиции в экологичную инфраструктуру наряду с тарификацией выбросов углерода в течение следующих 15 лет ускорят рост мирового ВВП на 0,7% и создадут порядка 12 млн новых рабочих мест [13].

В России сейчас прорабатываются дополнительные варианты фискальных и экономических мер, которые позволят стимулировать снижение выбросов парниковых газов, ускорить внедрение экологичных технологий производства, а также минимизировать последствия от введения трансграничного углеродного налога в ЕС – обеспечить нейтральность воздействия такого обязательного платежа на российских экспортеров и бюджет.

Повышение волатильности нефтяного сектора. Пандемия усилила нисходящую динамику сектора: спрос на нефть в обозримом будущем может не восстановиться до уровня 2019 г., хотя недавно считалось, что пик будет пройден не ранее 2035 г.[7] На это влияют несколько факторов, среди которых можно выделить снижение энергоемкости мировой экономики, изменение структуры спроса среди потребителей нефти и нефтепродуктов, изменение потребительских привычек.
Россия с учетом указанных изменений создала макроэкономическую конструкцию, ориентированную на сохранение устойчивой среды с низким уровнем восприимчивости к состоянию глобальной сырьевой конъюнктуры. В частности, это касается осторожных предпосылок по цене на нефть, заложенных в бюджетном правиле, а также достаточного уровня ликвидных средств в Фонде национального благосостояния.

Промышленная антиглобализация. Из-за закрытия границ и приостановки международной торговли многие страны переосмыслили значение международных цепочек – перенесли их на национальный уровень. Особенно это касается производства товаров первой необходимости.

Такие тенденции фактически представляют собой новую форму глобального протекционизма. По данным BCG и HSBC, протекционистский сценарий, предполагающий максимальные торговые ограничения, продление взимания пошлин в торговой войне США и Китая, а также недостаточное упрощение процедур международной торговли, показывает остановку в стоимостном выражении роста внешнеторгового оборота с 2021 г. К 2025 г., по расчетам аналитиков, мировая экономика потеряет порядка 10 трлн долл. США. Сценарий свободной торговли предполагает ежегодное увеличение ВВП на 1,8–2,3 п.п. [15]. Федеральная резервная система оценивала стоимость неопределенности торговой политики, выраженную в сокращении инвестиций и производства, примерно в 1% ВВП [16].

Изменение структуры рынка труда и усиление цифрового неравенства. Пандемия резко повысила уровень безработицы во многих странах, а также дала дополнительный толчок к ее долгосрочной трансформации. Распространение COVID-19 ускорило снижение занятости в секторах, которые лучше поддаются автоматизации. По оценкам McKinsey Global Institute, из-за автоматизации к 2030 г. в зависимости от скорости замещения потерять свои рабочие места могут 400–800 млн человек (15–30% от всех рабочих мест в мире) [17].

Ускоренная цифровизация обостряет различия между странами по доступности технологий, уровню цифровой грамотности. По оценке Всемирного экономического форума, к 2025 г. более чем 85 млн сотрудников будут нуждаться в цифровой переподготовке из-за сокращения рабочих мест, связанного с совершенствованием оборудования и алгоритмов [18].

Трансформация потребительского спроса и форм поведения. Социальное дистанцирование, ограниченное передвижение, переход на удаленную работу – все это изменило ценности и поведение потребителей. Дематериализация потребления развивается параллельно с повышением требований потребителей к покупкам через онлайн-платформы. 

Структурные изменения в России

Российская экономическая политика должна соответствующим образом подстроиться к глобальным изменениям – адаптироваться к последствиям пандемии и выйти на долгосрочный устойчивый рост, обеспечивающий последовательное повышение качества жизни населения.

В этом контексте ключевой остается задача содействия достижению национальных целей развития страны. Среди основных приоритетов – обеспечение качественной медицинской помощи (защита здоровья граждан, повышение средней продолжительности жизни), восстановление и рост реальных доходов граждан (прежде всего снижение бедности и поддержка наиболее уязвимых слоев населения), выравнивание возможностей в получении образования (строительство и оснащение образовательных учреждений, повышение уровня квалификации педагогов, увеличение бюджетных мест в вузах), создание комфортной среды для жизни и экономической деятельности (развитие общественной инфраструктуры, улучшение инвестиционного климата, стимулирование предпринимательской активности).

На обеспечение этих задач направлены структурные изменения российской бюджетной политики как в части совершенствования налоговой системы, так и в части изменения структуры, повышения результативности расходов (в том числе налоговых).

Так, в 2020 г. был реализован фискально нейтральный налоговый маневр (рис. 1), предполагающий снижение налоговой нагрузки на малый и средний бизнес (снижение страховых взносов почти вдвое) и IT-сектор (снижение эффективной ставки страховых взносов до уровня примерно 5% и налога на прибыль до 3%) с одновременным повышением эффективности налоговых льгот в нефтедобыче, установлением более справедливого налогообложения природной ренты при добыче ряда твердых полезных ископаемых, принятием мер по деофшоризации и изменению налогообложения доходов физических лиц.

Рис. 1. Структурный маневр в налоговой системе

Источник: Минфин России.

С одной стороны, такой маневр сбалансирует предложение сырья в условиях структурного снижения потребления энергоносителей и других товаров, а с другой – поддержит IT-сектор, а также субъекты малого бизнеса, которые наиболее оперативно и гибко подстраиваются к внешним изменениям и шокам.

Также Правительство РФ работает над стратегическими инициативами, которые будут включать экономическое развитие, повышение благополучия людей, обеспечение комфортной среды. В частности, будет предусмотрено расширение сектора высокотехнологичной экономики, агрессивное развитие инфраструктуры, формирование нового общественного договора, укрепление клиентоцентричной ориентации государства, активизация национальной инновационной системы. При этом речь идет о создании механизмов, обеспечивающих долгосрочное развитие. Для этого, как отмечает политэкономист Дэни Родрик [19], нам необходимо научиться адаптировать нашу политику и институты к меняющимся требованиям. Обозначенные в стратегии инициативы будут представлять собой проекты с достижимыми и измеряемыми результатами, направленные на решение конкретных проблем граждан и бизнеса, обеспечивающие структурную трансформацию экономики в соответствии с новыми реалиями.

Заключение

Пандемия коронавирусной инфекции стала серьезным испытанием на прочность для экономических систем по всему миру и катализатором происходящих долгосрочных структурных изменений. В преодолении текущего кризиса особая роль отведена усилиям государства, которые осуществляются главным образом посредством бюджетно-налоговых мер.

Подведем основные итоги рассмотренных выше направлений проводимой в этот сложный период фискальной политики в России.

Во-первых, реализованные в последние годы налоговые и бюджетные реформы, в частности обновленная конструкция бюджетных правил, позволили укрепить структурную сбалансированность бюджета и снизить его зависимость от конъюнктурных колебаний цен на товары российского экспорта. Рост активов Фонда национального благосостояния и низкий уровень государственного долга в преддверии пандемического шока сформировали достаточное фискальное пространство для активной контрциклической бюджетной политики.

Во-вторых, значительный фискальный импульс в России в 2020 г. позволил удержать сокращение экономики в границах 3% по сравнению с почти 5%-ным падением ВВП в среднем по странам G20. Такому результату способствовали не только наращивание бюджетных расходов, но и их структура – особое внимание было уделено социально уязвимым категориям населения (семьям с детьми, гражданам, потерявшим работу, и др.), а также бизнесу, в том числе малому и среднему.

Вместе с тем стоит подчеркнуть, что по мере восстановления экономики важно своевременно переходить к постепенному завершению направленной на циклическое восстановление антикризисной поддержки, чтобы не допустить дисбаланса экономики (в частности, в виде повышенных уровней инфляции и инфляционных ожиданий). Медленный выход из стимулирующей политики несет риски как для отдельных стран, так и для всей мировой экономики, глобальной финансовой системы.

В-третьих, реализация антикризисной программы открыла путь для мер, направленных на положительные структурные изменения: была снижена налоговая нагрузка на субъекты малого и среднего бизнеса, а также сектор информационных технологий; при доведении адресной материальной помощи гражданам в рамках антикризисных пакетов использовались современные цифровые сервисы, что способствует восприятию граждан как клиентов при потреблении государственных услуг.

В-четвертых, сохранение долговой устойчивости формирует необходимые условия как для ответа на новые вызовы (энергопереход, деглобализация), так и настройки бюджетной политики для обеспечения долгосрочных целей развития (повышение благосостояния граждан, экологизация производства, обеспечение клиентоцентричности государственного управления и др.).

Опыт преодоления столь масштабного кризиса подчеркивает влияние бюджетной политики на экономический рост через несколько каналов. В первую очередь реализация ответственной бюджетной политики создает возможности для осуществления контрциклических мер в кризисные периоды при сохранении контроля над долговыми рисками. Это препятствует появлению нового витка кризиса (как это было в странах Южной Европы после Великой рецессии 2008–2009 гг.) и формирует благоприятные инвестиционные ожидания.

Особенно важно наличие пространства для маневра, открывающего возможности формирования комфортного налогового режима и бюджетной поддержки для гармоничного развития страны в постоянно трансформирующихся экономических реалиях.

Статья Министра финансов  РФ Анатолия Германовича Силуанова «Повышение потенциала российской экономики в условиях глобальных посткризисных изменений» в журнале «Финансы»

Литература

• Гопинат Г. Преодоление неравномерного восстановления экономики / Международный валютный фонд. 2021. URL: https://www.imf.org/ru/News/Articles/2021/04/06/Blog-WEO-Ch1-Global-Prospects-Policies (дата обращения: 29.05.2021).
• World Economic Outlook Database, April / International Monetary Fund. 2021. URL: https://www.imf.org/en/Publications/WEO/weo-database/2021/April/ (дата обращения: 05.06.2021).
• World Economic Outlook, October / International Monetary Fund. 2020. URL: https://www.imf.org/en/Publications/WEO/Issues/2020/09/30/world-economic-outlook-october-2020 (дата обращения: 05.06.2021).
• World Economic Outlook, October / International Monetary Fund, 2019. URL: https://www.imf.org/en/Publications/WEO/weo-database/2019/October/ (дата обращения: 06.06.2021).
• Информация о социально-экономическом положении России (январь – апрель 2021 года) / Федеральная служба государственной статистики. URL: https://rosstat.gov.ru/storage/mediabank/Qurp6hjO/osn-04-2021.pdf (дата обращения: 30.05.2021).
• Policy Support and Vaccines Expected to Lift Activity. World Economic Outlook Update / International Monetary Fund. URL: https://www.imf.org/en/Publications/WEO/Issues/2021/01/26/2021-world-economic-outlook-update (дата обращения: 06.06.2021).
• Niermann L., Pitterle I. The COVID-19 crisis: what explains cross-country differences in the pandemic’s short-term economic impact? // MPRA Paper. 2021. No. 107414.
• Rogoff K. Helping the Other 66% / Project Syndicate. URL: https://www.project-syndicate.org/commentary/why-rich-countries-must-address-global-inequality-by-kenneth-rogoff-2021-05 (дата обращения: 06.06.2021).
• Георгиева К. Предотвращение «Великого расхождения»: развилка на пути мировой экономики / Международный валютный фонд. URL: https://www.imf.org/ru/News/Articles/2021/02/24/blog-the-great-divergence-a-fork-in-the-road-for-the-global-economy (дата обращения: 30.05.2021).
• G-20 Surveillance Note, November 21–22 / International Monetary Fund. 2020. URL: https://www.imf.org/external/np/g20/pdf/2020/111920.pdf (дата обращения: 06.06.2021).
• Бюджетный вестник: справедливый шанс, март / Международный валютный фонд. 2021. URL: https://www.imf.org/ru/Publications/FM/Issues/2021/03/29/fiscal-monitor-april-2021 (дата обращения: 30.05.2021).
• A European Green Deal / European Commission. URL: https://ec.europa.eu/info/strategy/priorities-2019-2024/european-green-deal_en (дата обращения: 05.06.2021).
• Поиск надлежащего набора мер политики для защиты климата / Международный валютный фонд. URL: https://www.imf.org/ru/News/Articles/2020/10/07/blog-finding-the-right-policy-mix-to-safeguard-our-climate (дата обращения: 06.06.2021).
• Energy Outlook 2020 / BP. URL: https://www.bp.com/content/dam/bp/business-sites/en/global/corporate/pdfs/energy-economics/energy-outlook/bp-energy-outlook-2020.pdf (дата обращения: 06.06.2021).
• Anaya P., Blyth N., Hanspal R., McAdoo M., Ramachandran S., Ramadurai K., and Schram S. The $10 Trillion Case for Open Trade / BCG. URL: https://www.bcg.com/ru-ru/publications/2020/ten-trillion-dollar-case-for-open-trade (дата обращения: 05.06.2021).
• Caldara D., Iacoviello M., Molligo P., Prestipino А., Raffo А. Does Trade Policy Uncertainty Affect Global Economic Activity? / Federal Reserve System. URL: https://www.federalreserve.gov/econres/notes/feds-notes/does-trade-policy-uncertainty-affect-global-economic-activity-20190904.htm (дата обращения: 06.06.2021).
• Jobs Lost, Jobs Gained: Workforce Transitions in a Time of Automation / McKinsey Global Institute. URL: https://www.mckinsey.com/~/media/mckinsey/industries/public%20and%20social%20sector/our%20insights/what%20the%20future%20of%20work%20will%20mean%20for%20jobs%20skills%20and%20wages/mgi%20jobs%20lost-jobs%20gained_report_december%202017.pdf (дата обращения: 06.06.2021).
• The Future of Jobs Report, October 2020 / World Economic Forum. P. 5. URL: http://www3.weforum.org/docs/WEF_Future_of_Jobs_2020.pdf (дата обращения: 30.05.2021).
• Rodrik D. Beware Economists Bearing Policy Paradigms / Project Syndicate. URL: https://www.project-syndicate.org/commentary/economic-policy-must-abandon-universal-paradigms-by-dani-rodrik-2021-05 (дата обращения: 19.05.2021). (дата обращения: 05.06.2021).

 [1] Для полной оценки показателя для России в условиях 2020 г. следует учесть использование прибыли Банка России в качестве источника финансирования дефицита (1,1 трлн руб.), забалансовую докапитализацию «ВЭБ.РФ» и Сбербанка, связанную с передачей активов от Банка России Правительству РФ в рамках сделки по продаже Сбербанка (0,5 трлн руб.) и выплаты в 2021 г. субсидий для погашения кредитов на возобновление деятельности (0,4 трлн руб.).

[2] Занятость и безработица в Российской Федерации в апреле 2021 года (по итогам обследования рабочей силы) / Федеральная служба государственной статистики.

URL: https://gks.ru/bgd/free/B04_03/IssWWW.exe/Stg/d02/94.htm (дата обращения: 11.06.2021).

[3] Федеральный закон от 29.07.2017 № 262-ФЗ «О внесении изменений в Бюджетный кодекс Российской Федерации в части использования нефтегазовых доходов федерального бюджета». URL: http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001201707300014?index=0&rangeSize=1 (дата обращения: 17.05.2021).

[4] Богатые страны могут предоставить финансирование расходов бедных стран на закупку вакцин, а также предоставить субсидии и техническую помощь для использования последних, – предлагал экономист, профессор Гарвардского университета Кеннет Рогофф [8].

[5] В 2020 г. средняя величина государственного долга в мире cоставила 97% ВВП (максимум за всю историю). Ожидается, что начиная с 2021 г. она стабилизируется на уровне 99% ВВП. Средний бюджетный дефицит относительно ВВП в прошлом году составил в странах с развитой экономикой 11,7%, в странах с формирующимся рынком – 9,8%, в развивающихся странах с низкими доходами – 5,5% [11].

[6] «Зеленый пакт» ЕС предполагает, в частности: 1) сокращение выбросов парниковых газов к 2030 г. на 55% от уровня 1990 г.; 2) 40% сельскохозяйственного бюджета с 2021 г. будет направлено на решение климатических проблем; 3) доля возобновляемых источников энергии в энергопотреблении к 2030 г. должна составить 32%, а показатель экономии энергии – 32,5% [12].

[7] По актуальному инерционному сценарию BP от 2020 г., мировой спрос на нефть достигнет пика в 2025 г. По сценариям быстрого перехода к зеленой энергетике и нулевых выбросов CO2 спрос на нефть не восстановится до уровня 2019 г. [14].