Иэн Смилли, один из архитекторов Кимберлийского процесса (КП), заявил о своем выходе из состава руководства НПО &laquoPartnership Africa-Canada&raquo. 2 июня 2009 года он дал интервью газете «Le Temps», в котором связал свою отставку с крайне низкой эффективностью КП в ряде алмазодобывающих стран: Бразилии, Кот-д'Ивуаре, Гане, Венесуэле, Зимбабве, Гвинее, а также с неконтролируемым оборотом алмазов на Ближнем Востоке – в Ливане. Фактически Иэн Смилли признал провал Схемы сертификации КП, подтвердив возможность приобретения теневыми дилерами Сертификатов КП с помощью коррупционных схем и даже назвав примерную стоимость такой сделки: «Для человека, располагающего необработанными алмазами на сумму несколько десятков миллионов долларов, заплатить $50&nbsp000 за Кимберлийский сертификат – это ничто».Мы могли бы подискутировать с Иэн Смилли по поводу размера взятки – по нашей информации, в странах, которые он упоминает в своем интервью, а также в дюжине других, не менее цивилизованных государств – членов КП, получение пресловутого сертификата обходится контрабандистам на порядок дешевле. Но принципиальной картины это не меняет, и мы охотно согласимся с разочарованным Иэн Смилли в том, что КП оказался неэффективен в достижении декларированных целей. Поскольку никакого секрета это печальное обстоятельство давно уже не составляет, было бы весьма любопытно ответить на вопрос – почему прозрение посетило Иэна Смилли именно сейчас, во время беспрецедентного кризиса алмазного рынка?Прежде, чем ответить на этот вопрос, рассмотрим пример, иллюстрирующий роль и значение НПО при решении задач регуляции глобальных рынков. В середине 90-х годов XX столетия началась бурная кампания за запрет противопехотных мин, инициированная НПО «Помощь норвежского народа» (Норвегия). Шокирующие фото оторванных конечностей мирных обитателей африканских и азиатских стран, в которых в разные годы широко практиковалось применение противопехотных мин, заполнили страницы популярных изданий, общественные деятели типа принцессы Дианы произносили гневные речи в адрес производителей мин с экранов ТВ разумеется, не остался в стороне и Голливуд («Чистильщик» с Дольфом Лундгреном, 1998 год). Инициатива норвежских НПО была одобрена ООН, и в марте 1999 года вступила в силу «Конвенция о запрещении противопехотных мин», которую ратифицировали около 150 стран. Весьма примечательно, что вступление в силу означенной «Конвенции» практически совпало по времени с бомбардировками Белграда, когда осколки боеголовок «томагавков» отрывали конечности мирных обитателей Сербии не менее успешно, чем противопехотные мины – у африканцев. Но этот процесс как-то ускользнул от внимания норвежских НПО.Маниакальная борьба мировой общественности за запрещение именно противопехотных мин, а не каких-либо иных средств уничтожения живой плоти, только на первый взгляд казалась откровенным идиотизмом. Конвенция ООН способствовала резкому сокращению производства и запасов противопехотных мин традиционных конструкций, изготовленных с помощью относительно простых и доступных технологий: быстро и эффективно ликвидируется весьма емкий сектор мирового оружейного рынка, на котором доминировали Китай, Болгария, Венгрия и производители из стран СНГ. Достаточно узкий круг специалистов владел информацией о том, что практически одновременно со стартом глобальной кампании по запрещению противопехотных мин, в США была принята программа &laquoIntelligent Mine Field» - «Разумное минное поле», в разработке которой приняли участие также фирмы, представляющие ВПК западноевропейских стран. Фактически речь идет о минном вооружении, изготовленном с применением новейших технологий, доступных исключительно самым развитым экономикам мира. Затраты только на исследовательскую часть «Intelligent Mine Field» превышают $30 млрд. Но дорогая «интеллектуальная» мина будет востребована на рынке только после того, как с рынка уйдет «оружие бедных» - классическая дешевая мина. Остается только гадать, заявят ли представители НПО «Помощь норвежского народа» о своем разочаровании, когда продукция «Intelligent Mine Field» появится на оружейных салонах, или обратят свой праведный гнев на напалм, или, к примеру, термобарические заряды. Свою (и немалую) лепту в регулирование оружейного рынка они внесли – такова объективная реальность.«Кимберлийский процесс» стартовал чуть позже движения за запрет противопехотных мин, но ряд ключевых особенностей этих инициатив удивительным образом совпадали. В 1998 году НПО &laquoGlobal Witness» и «Partnership Africa-Canada», выразившие озабоченность финансированием региональных конфликтов и террористических формирований за счет теневого алмазного трафика, продемонстрировали блестящую информированность по проблеме, источники которой до сих пор остаются не вполне ясными. Алмазному рынку был предъявлен немалый счет: сотрудничество (пусть и вынужденное) с незаконными вооруженными формированиями и финансовая подпитка региональных конфликтов, нещадная эксплуатация детского труда и, наконец, самое страшное – использование алмазного трафика мусульманскими террористами. Весь этот кошмар, по мнению общественников, так отрицательно сказывался на имидже отрасли, что потребители уже готовы были бежать от «кровавых» бриллиантов, как от чумы. Оторванные конечности, изможденные детские лица старателей и фото из досье функционеров «Хезболла», скупавших алмазы, дабы вооружать радикальных последователей Магомета, в изобилии появились на страницах популярных изданий разумеется, не обошлось и без Голливуда – «Кровавый алмаз» с ДиКаприо даже более впечатляющ, чем «Чистильщик» с Лундгреном.  Как и движение за запрещение противопехотных мин, «Кимберлийский процесс» получил полную поддержку ООН, и в 2002 году в Интерлакене (Швейцария) была утверждена Схема сертификации КП, призванная не допустить в легальный оборот алмазы, добытые в зонах вооруженных конфликтов и не допустить к торговле алмазами криминальные и террористические структуры. Таким образом, главным средством борьбы со злом была выбрана банальная бюрократическая процедура, что автоматически гарантировало провал всей инициативы, учитывая уровень коррупции в значительном числе стран, традиционно связных с мировым алмазным рынком. Наконец, через семь лет, Иэн Смилли нашел в себе мужество сказать это публично.Инициаторы Кимберлийского процесса всемерно пропагандировали привлекательный в своей простоте тезис о том, что блокада со стороны цивилизованного сообщества доступа на мировые рынки природных ресурсов из конфликтных зон однозначно ведет к прекращению локальных конфликтов в связи с потерей источников финансирования. Эта примитивная  логика сродни утверждению, что смерть в струе напалма более предпочтительна, чем подрыв на противопехотной мине. В современном мире организация, управление и финансирование локальных конфликтов осуществляется не их непосредственными участниками, и минеральные ресурсы, контролируемые противоборствующими сторонами, в подавляющем большинстве случаев играют в таких конфликтах ничтожную роль или не играют ее вовсе. Было бы неплохо прекратить палестино - израильский конфликт блокадой экспорта минеральных ресурсов – проблема только в том, что в этой конфликтной зоне никаких ресурсов нет. Оппозиция в Нигерии не экспортирует ни единого барреля нефти, что не мешает ей получать самое современное оружие и регулярно атаковать нефтяные платформы в дельте Нигера, способствуя тем самым движению вверх нефтяных фьючерсов. И даже в Анголе гражданская война была прекращена вовсе не из-за того, что был перекрыт алмазный канал УНИТА в Антверпен, а в результате ликвидации Савимби и достижения договоренности с его окружением. Реально не существует ни одного убедительного примера, показывающего, что блокада доступа на рынки минеральных ресурсов, находящихся в распоряжении конфликтующих сторон, ведет к прекращению конфликта. Теоретически так можно было предполагать изначально, десятилетие практики Кимберлийского процесса дало убедительные тому доказательства. Да, благодаря Кимберлийскому процессу удалось блокировать некоторые потоки алмазов из африканских «конфликтных» стран. В известной мере это снизило давление на рынок и способствовало удержанию высоких цен на сырье в течение нескольких лет. И в этом безусловная заслуга НПО «Global Witness», «Partnership Africa-Canada» и Иэна Смилли персонально. Как справедливо утверждал в свое время Мартин Рапапорт: «Global Witness с их шокирующей провокационной компанией «Blood diamond» буквально гонит клиентов к алмазам De Beers и Канады – прочь от старателей». Действительно, по странному стечению обстоятельств, средняя стоимость одного карата алмазов, добывавшихся в блокировавшихся Кимберлийским процессом в 2000 – 2006 годах Либерии, Сьерра-Леоне, Кот-д’Ивуаре, находилась в том же диапазоне ($120 - $150), что и алмазов, добываемых на месторождениях Канады и Танзании. Проще говоря - интенсивный рост добычи на перспективных месторождениях, контролируемых De Beers, сопровождался блокадой аналогичного товара из Западной Африки, где присутствие De Beers было близко к нулю. Аналогия с «Intelligent Mine Field» напрашивается непроизвольно.НПО, аналогичные «Помощи норвежского народа», «Global Witness», «Partnership Africa-Canada» и инициируемые ими движения - достаточно изящный и эффективный инструмент регулирования глобальных рынков в интересах наиболее влиятельных игроков. Но эти инструменты работают, когда рынки на подъеме, когда нужна прецизионная регулировка. Когда же рынки схлопываются и требуются более грубые меры, надобность в таких инструментах отпадает. Свой ответ на вопрос корреспондента «Le Temps»: «Почему вы уходите в отставку именно сейчас?» Иэн Смилли начал с туманного: «Что-то не так…». В общем, понятно – что.Сергей Горяинов, Rough&ampPolished